В 80-е годы прошлого века надежды и намерения Атмоды о государственной независимости не были голой «сверхзадачей». Восстановление исторической справедливости, освобождение от тоталитаризма и советской идеологии, сохранение латышского народа на своей этнической территории, свобода передвижения, свобода от цензуры и контроля. За всеми этими, несомненно, важными целями в то время стояла вопиющая жажда «жить, как в Европе!», под этим подразумевалось ничто иное, как западноевропейское благосостояние.

Изнуренному условиями бедности и дефицита советской системы человеку, говоря словами мечтавшего о Рио-де-Жанейро Остапа Бендера, хотелось, наконец, «ходить в белых штанах по променаду». Остапу не повезло. И для многих из нас эта мечта до сих пор увенчалась не более чем одеждой гуманитарного происхождения и бульваром Бривибас

Когда, а не как. Это был следующий вопрос в тот момент, когда независимость государства в 1990 и в 1991 годах замерцала реальнее, чем звезды Кремля. Не дольше, чем через пять лет! В худшем случае - десять лет, осознавая постсоветскую экономическую ситуацию Латвии, полагало большинство из нас. Никому даже в голову не приходило, что через два десятилетия после восстановления  независимости Латвия будет отставать от среднего уровня жизни ЕС, судя по местам стран в таблицах рейтингов развития, примерно так же, как и тогда…

Каково было фактическое основание для жизни в Латвии, как в Европе, если посмотреть на ситуацию на стыке 80-х и 90-х годов без розовых очков? Путь к вожделенной цели начался не с подъема, а с падения. Стартовой позицией была неконкурентноспособная планово-командная экономика, после разрушения которой нечего было предложить взамен.

Хотя первоначально желаемым путем экономического развития восстановленного государства, на взгляд политиков и общества, была так называемая скандинавская социал-демократическая модель, Латвия, как и другие посткоммунистические страны, двинулась по пути неолиберализма, который идентифицируется с хищным капитализмом. К тому же, в переходе к рыночной экономике вместо постепенных реформ была выбрана шоковая терапия и неудачная модель приватизации и деколлективизации, плоды которой в основном достались узкому кругу находившихся тогда у административных и политических рычагов лиц, большинство которых были представителями советской номенклатуры.

Могло ли быть иначе? Может быть, но нужно учитывать, что у постсоветского мира, возможно, был опыт, как из капитализма сделать социализм, но не наоборот. Тогда единственными, у кого вообще была практика в управлении крупными предприятиями, в торговле, в межгосударственных экономических связях, стали бывшие советские бюрократы и работники номенклатуры, которые при отсутствии централизованной и контролирующей власти оказались перед лицом взаимной конкуренции в разделе фактически бесхозных материальных ресурсов и одновременно – политической власти, которая делала их доступными.

С учетом того, что надо было действовать быстро, скандинавско-социал-демократическая возня тут, конечно, была неуместна. Такой «неолиберализм» в стиле вестерн, или «капитализм» без рамок цивилизованных законов, который наблюдался фактически во всех постсоветских республиках, за исключением Эстонии, не привлекал иностранные инвестиции и не содействовал росту экономики в условиях свободного рынка, а фактически отпугивал инвесторов своей непрогнозируемостью, способствовал коррупции и непотизму. Размахивая новым лозунгом - национализма, бывшим коммунистам удалось закрепиться как у хозяйственной, так и у политической власти не только в бывшем СССР, но и во многих называвшихся прежде народными демократиями странах Восточной Европы.

Процесс приватизации в Латвии, который не избежал многого из вышеупомянутого, был медленным, политизированным и непрозрачным и не смог обеспечить быстрое и эффективное влияние раздела социалистической собственности на благосостояние жителей и рост народного хозяйства. ВВП на одного жителя с 1105,65 лата в 1990 году сократился в 1994 году наполовину – до 558,87 лата. В свою очередь, инфляция, которая в 1991 году на момент восстановления государственной независимости de facto составляла 272,2%, позже достигла уже 1051%. Выросла безработица. Инфляцию удалось остановить только в середине 90-х годов.

С 1996 года рост ВВП в среднем составлял 6% в год, что позволило увеличить зарплаты, пенсии и пособия. Рост в 1999 году притормозил российский финансовый кризис, который заставил многие предприятия переориентироваться на западные рыки. Однако в целом перемены принесли больше приобретений, чем потерь, и, преодолев отдельные кризисы, ВВП на одного жителя в фактических ценах (показатель, в соответствии с  которым страны группируют по уровню жизни в них) вырос с 1136 лата в 1996 году до 2719 латов в 2003 году. В 2000 году ВВП на одного жителя в фактических ценах был 2002 лата, в 2004 году, когда Латвия вступила в ЕС, - уже 3213 лата. Рост ВВП в Латвии в начале нового тысячелетия был одним из самых быстрых в Европе.

Несмотря на очевидный рост, средний уровень жизни в Латвии все равно не достигал даже уровня новых стран-кандидатов (в ЕС), не говоря уже о показателях «старых» стран ЕС. Если степень благосостояния измерять продолжительностью жизни человека, то в нашей стране она была самой низкой. В середине 90-х годов средняя продолжительность жизни в Латвии была на 11 лет короче, чем в среднем по ЕС.

И экономические показатели были шокирующими. В Словении, которая вышла вперед среди стран-кандидатов, ВВП на одного человека составлял 69% от среднего уровня ЕС. Латвия со своими 33% оказалась самой бедной из новых стран-членов ЕС. По подсчетам «старых» стран ЕС, Словении уровня Франции удастся достичь через 21 год, а Литве - через 57 лет. Эти прогнозы тогда не разглашались жителям новых стран-членов ЕС, но были и другие достаточно респектабельные калькуляции, которые ничего хорошего не обещали. Так, согласно опубликованному в журнале The Economist в 2003 году исследованию аналитиков, Латвия европейского уровня достигнет через 58 лет. Правда, за основу такого прогноза взят рост ВВП на 3% в год.

Прогнозы оказались пессимистичнее реальности. В Латвии в 2007 году – в последний докризисный год, ВВП, в сравнении с предыдущим годом, вырос на 10,2%, что вывело нас на лидирующие позиции в ЕС. В Латвии начали говорить об экономическом «балтийском тигре». Однако показатели инфляции и безработицы по-прежнему были высокими, удельный вес теневой экономики и, что особо важно, разрыв между самыми бедными и самыми богатыми жителями не уменьшались, и за эти годы экономического роста в Латвии не образовался обеспеченный и стабильный средний класс, который считается основой экономической и политической стабильности любого государства.

Рост экономики Латвии в прежние годы в основном опирался на потребление. Свободно доступные кредитные ресурсы дали возможность жителям позволить себе такие атрибуты благосостояния, как личный дом или авто, но этот рост уровня жизни оказался иллюзорным –  за ним не стояло  соответствующее покрытие в производстве и производительности, а жители, поддавшись буму потребления, в большей части не сделали накоплений на черный день. Поэтому 15 минут славы благосостояния оказались надутым шариком, который лопнул с началом глобального экономического кризиса. Для Латвии это означало самую тяжелую в мире рецессию.

В 2009 году – в самой низшей точке кризиса, – по подсчетам Eurostat, в Латвии  ВВП на одного жителя по покупательной способности был 49% от среднего уровня ЕС. В Люксембурге этот показатель составлял 268%, в Литве и Эстонии, 53 и 62%, соответственно. Как признал тогдашний экономист банка SEB, ныне министр финансов Андрис Вилкс, для достижения средних показателей развития ЕС Риге и Рижскому региону потребуется примерно 12-15 лет, а регионам – около 20-25 лет.

Сейчас экономика Латвии стабильно демонстрирует позитивные тенденции развития. В прошлом году ВВП вырос на 5,5% и достиг одного из лучших показателей в ЕС. Показатели экспорта превысили докризисный уровень. Люди это уже чувствуют, считает (премьер-министр) В.Домбровскис. Доходы жителей, хотя медленно, но увеличиваются. Безработица, которая в данное время составляет 14,6%, по подсчетам премьера, летом упадет до однозначной цифры.

В прошлом году правительство прогнозировало рост ВВП в 2012 году в размере 2,5%. Правда, Банк Латвии в январе уменьшил этот прогноз до 1,3%. Остался год до весны 2013 года, когда в Брюсселе будут оценивать выполнение Латвией Маастрихтских критериев, цель которых вступление в еврозону и введение евро 1 января 2014 года.

Сейчас, как признают эксперты, государство к соблюдению этих условий ближе, чем когда-либо ранее, но есть риск не вписаться в срок в установленные  рамки критериев по инфляции и дефициту бюджета. В условиях, когда угрожает стать реальностью так называемая Европа двух скоростей, невхождение в еврозону для Латвии означает стабильное место в арьергарде ЕС без каких-либо шансов жить, «как в Европе».

В опубликованном в этом году первом докладе ООН «О счастье в мире». Латвия занимает 106-е место, находясь среди государств, в которых глубокая бедность и военные конфликты. На 107-м месте – раздираемая гражданской войной Сирия. Литва занимает 60-е место, а Эстония – 72-е.

Действительно ли жизнь, «как в Европе», если ее особо акцентировать во всех основных документах о развитии государства, быстро материализуется в реальность и в стремительный рост счастья? По всей вероятности, все же нет. Жить, «как в Европе», в действительности означает жить, как в Европе. В основе развития демократического государства лежит гражданская инициатива и забота каждого о собственном благосостоянии и благосостоянии государства - от будней до ответственного голосования на выборах. В Латвии уровень участия граждан в политической жизни государства долгое время был самым низким в ЕС. Несмотря на это, многие ожидают и даже требуют от государства благосостояния, одновременно ничего не делая, чтобы способствовать этому.

В Латвии Европе до сих пор не верят. В самом широком смысле – и ЕС как экономическому и политическому обрамлению, и Европе как воплощению определенных ценностей и идей. В Латвии уровень евроскептицизма как до, так и после вступления в ЕС был традиционно высоким. 37% экономически активных жителей считают, что Латвия проиграла от вступления в ЕС, и только четвертая часть (25%) думают иначе. Об этом свидетельствует опрос, проведенный в сентябре прошлого года агентством социальных исследований TNS Latvia.

Парадоксально, но жителей Латвии, отношение которых к процессам зачастую обусловлено материальными соображениями, не убеждают и явно ощутимые факты. Латвия в ЕС, до сих пор была получателем, а не донором. Взносы нашей страны в ЕС с момента вступления были около 2 миллиардов евро, а получили мы от других европейцев 7,7 миллиарда. Только чисто финансовая выгода за семь лет составила 5,7 миллиарда евро, что равноценно размеру годового бюджета Латвии.

В эйфории опьянения после быстрого и фактически неожиданного развала СССР прогнозы о жизни, «как в Европе», в основном варьировали по срокам, которые больше подходят для спринта, а не для марафона. Цифра 40, выражающая километры, примерно характеризует последнюю из упомянутых дистанций и кажется пугающе далекой, но она упоминается и в другом контексте – 40 библейских лет. А именно: время, в течение которого до прихода на Землю обетованную Моисей водил свой народ по пустыне, выжидая, пока полностью сменится пережившее рабство поколение. Мы пережили половину этого срока, и каждый год все больше заставляет думать об обоснованности расчетов пророка.