Главная » 2013»Май»23 » КОЛЛЕКТИВИЗМ и/или ИНДИВИДУАЛИЗМ. Часть 2
19:44
КОЛЛЕКТИВИЗМ и/или ИНДИВИДУАЛИЗМ. Часть 2
Своеволье и закон, лицо и общество и их нескончаемая борьба с бесчисленными усложнениями и вариациями составляют всю эпопею, всю драму истории. Лицо, которое только и может разумно освободиться в обществе, бунтует против него. Общество, не существующее без лиц, усмиряет бунтующую личность.
Лицо ставит себя целью.
Общество — себя.
Этого рода антиномии (нам часто приходилось говорить о них) составляют полюсы всего живого; они неразрешимы потому, что, собственно, их разрешение — безразличие смерти, равновесие покоя, а жизнь — только движение. Полной победой лица или общества история окончилась бы хищными людьми или мирно пасущимся стадом.
Одно дело — коллективизм как естественное стремление людей к объединению, как добровольное их объединение для умножения сил. Другое дело — коллективизм как принцип официальной морали, как всеобщий принцип поведения людей. В этом случае коллективизм теряет естественность, добровольность и приобретает характер императива, принудительной нормы-меры, "удушения посредством объятий”.
Вполне в соответствии со своей доктриной уничтожения частной собственности коммунисты абсолютизируют коллективистское начало человеческой природы. Эта абсолютизация фактически ведет к отрицанию человечности, к антигуманизму. Ведь человеческая природа и генетически, и поведенчески многообразна. Она представляет собой статистический разброс коллективистских, индивидуалистических и смешанных типов. Делая упор на коллективизме, коммунисты этим вольно или невольно шельмуют, подвергают остракизму большую часть человеческого сообщества (индивидуалистические и смешанные типы). Практика коммунистического строительства в ХХ столетии наглядно это показала.
Как и коллективизм, индивидуализм может быть «в меру», а может быть гипериндивидуализмом, крайним индивидуализмом, индивидуализмом без меры.
Теоретиком крайнего индивидуализма был Макс Штирнер (Каспар Шмидт). В книге "Единственный и его собственность", изданной в 1844 году, он писал: "Божественное — дело Бога, человеческое — дело человечества. Мое же дело не божественное и не человеческое, не дело истины и добра, справедливости, свободы и т. д., это исключительно МОЕ, и это дело не общее, а ЕДИНСТВЕННОЕ — так же, как и я — единственный. Для Меня нет ничего выше Меня".
Из такого представления вытекают абсолютный аморализм и абсолютная античеловечность. Если я — единственный, то, значит, я не человек (не отношусь к роду homosapiens) и могу делать всё, что хочу, в том числе убивать, насиловать, крушить, ломать. С точки зрения логики позиция штирнеровского человека («единственный») не выдерживает никакой критики. Она просто нелепа как солипсизм.
(Солипсизм (лат. solus — единственный и ipse— сам) — философская позиция, согласно которой существует только Я и его сознание; мир и другие люди существуют лишь в сознании Я.)
Штирнеровский человек, если он последователен в своей философии, не может даже говорить и писать. Ведь слова языка принадлежат не ему только, а всем людям. Они общие ему и людям.
Гипериндивидуализм в моральном смысле ведет к эгоизму. Индивидуалист ощущает себя самодостаточным. Эта самодостаточность в крайнем выражении означает, что индивидуалист себя рассматривает как цель, а всё остальное, в том числе всех остальных, как средство.
Негативным выражением крайнего индивидуализма является пренебрежение к такой сущностной стороне жизни как продолжение рода. Индивидуалист как бы забывает, что он лишь звено в цепи жизни, что ему дали жизнь и он должен дать жизнь другим, родить и воспитать детей. Такая «забывчивость» логически вытекает из представления индивидуалиста, что он единственный, уникальный, неповторимый, что он — атом-монада Вселенной. Атомы не воспроизводят сами себя, значит и он, индивидуалист, не должен быть озабочен воспроизведением себе подобных. Ведь он неповторимый, уникальный.
Проповедь и распространение индивидуализма в социально-историческом плане ведет к вырождению человечества, означает вырождение человечества. Это, кстати, мы наблюдаем в странах Европы и Северной Америки. США — страна, где индивидуализм провозглашен чуть ли не официальной идеологией, медленно, но неуклонно катится в бездну небытия. Да, в общем и целом пока еще имеет место рост населения. Недавно число жителей США перевалило за 300 миллионов. Пусть, однако, этот рост населения нас не обманывает. Он идет за счет латиноамериканцев и афро-американцев и за счет иммигрантов. Латино- и афро-американцы в большинстве своем еще не отравлены психологией и идеологией индивидуализма. У них большие семьи, что говорит о том, что они еще не утратили природно-естественную потребность в продолжении рода.
Индивидуализм не дружит ни с прошлым, ни с будущим. Он сиюминутен, моментален, импрессионистичен. «Живи в отсеке сегодняшнего дня» — вот его кредо. В самом деле, индивидуалисту интересно только то, что происходит в его настоящей жизни. Ведь индивидуалиста не было в прошлом, до рождения, и не будет после смерти. Я, конечно, говорю о человеке, который последовательно проводит свой индивидуализм. Такой человек не может думать и заботиться о будущем. Ведь там его нет. «После меня хоть потоп» — циничная суть его отношения к будущему.
И к прошлому последовательный индивидуалист относится с пренебрежением, как к старой рухляди. Он легко с ним расстается. Более того, он готов его уничтожать. Из таких вот выходят нигилисты, ультрареволюционеры, радикалы и прочие авангардисты и авантюристы.
А те индивидуалисты, которые ценят, уважают прошлое и заботятся о будущем, — не вполне индивидуалисты. Они так или иначе выходят за пределы самих себя, своей самости-неповторимости-индивидуальности.
Нормальные коллективизм и индивидуализм опосредуют друг друга поформулам(К—И—К) и [И—К—И].
Формула(К—И—К).
И в стаде обязательно есть вожак, и в человеческом коллективе есть лидер: индивидуум опосредует коллектив.
Даже в ситуации гиперколлективизма индивидуальность некоторых людей не только не подавляется, а, напротив, подчеркивается, выставляется как образец, эталон. В эпоху сталинского коммунизма, когда гиперколлективизм господствовал, разные вожди и лидеры не боялись брать на себя ответственность, действовали как самые настоящие индивидуалисты. Два примера: И. В. Сталин и Г. М. Жуков. Это были, безусловно, яркие личности-индивидуальности. Кроме них было множество менее крупных сталиных и жуковых. Вообще, человеческая индивидуальность неистребима. Она может временно подавляться и даже уничтожаться в отдельных случаях, но исчезнуть как таковая не может в принципе.
Формула[И—К—И]. В ситуации нормального индивидуализма человек действует не в абсолютном одиночестве, не в изоляции от общества, а имея в виду, что результаты его деятельности так или иначе получат признание других людей, общества в целом. А. Эйнштейн мечтал об уединенной работе на маяке для максимального сосредоточения. Ученые иногда используют образ «башни из слоновой кости» для объяснения важности научного отшельничества. Но, с другой стороны, ученые, и вообще люди, стремятся к результатам не для себя только, а для других людей, для того или иного сообщества, для общества в целом. Человек связан тысячами нитей с другими людьми, с обществом в целом. И эта связь либо явная, непосредственная, либо подразумевается, опосредованная. Ученые, какими бы индивидуалистами они ни были, работают в рамках научного сообщества, в атмосфере и на благо науки в целом. А наука —коллективное познание.
Друг — это такой человек, который делает для другого человека то, что считает для него благом, и делает это ради этого человека.
Аристотель. Риторика, 1, 5
Дружба — глубоко индивидуальная связь людей как людей (не как родственников, соседей, любовников, знакомых, соплеменников...). В ней индивидуальное начало соединяется с потребностью в постоянном общении-связи, в единении с кем-либо.
Крайний индивидуализм исключает дружбу. Крайний индивидуалист ведет себя как одинокий волк (вспомним рассказ Джека Лондона «Морской волк». В этом рассказе капитан шхуны представлен как человек, начисто лишенный способности быть другом).
И крайний коллективизм исключает дружбу. В жестком коллективе дружба отдельных членов не допускается, подавляется или растворяется в товариществе.
Дружба во многом подобна любви. Это фактически бесполая любовь между людьми. В исключительных обстоятельствах дружба выдерживает любые испытания. Известен такой пример дружбы:
«Дамон и Финтий! — пишет Г. Серебрякова — Вот безупречный образец дружбы равных. Два уроженца Сиракуз, не терпящие насилия, гордые, знатные пифагорейцы. Финтий был схвачен деспотом Дионисием II, заподозрившим его в покушении на свою жизнь, и приговорен к смерти. Дамон, знавший, что его друг жаждет проститься с семьей и уладить дела, предложил себя в заложники. Финтия отпустили домой на строго отсчитанное время. Оно, однако, миновало, а он не вернулся в указанный срок. Дамона отвели на площадь, и палач уже поднял секиру, когда, задыхаясь от бега, к плахе примчался осужденный. Народ, собравшийся к лобному месту, потребовал прощения смертнику и Дионисий II не только помиловал его, но и попросил столь верных друг другу людей стать его друзьями. Финтий и Дамон отказались. "Дружба — дар богов”, — считали древние.» (Г. Серебрякова. Роман "Предшествие”.)