В этом плане интересен пример соседей.

Новосибирск в шестой раз проводит  фестиваль народных ремёсел «Артания». В этом году в работе фестиваля участвовало около 400 экспонентов из 30 регионов России и 12 стран мира: от Монголии до Эфиопии. Телеканал «Россия. Культура» назвал Артанию «брендовым событием Сибири».

Салехард объявил о том, что делает своим брендом «Сибирское Лукоморье» и организовал экспедицию местного отделения русского географического общества для поисков города Серпонов.

 Томичам же быть может небезынтересно,  или даже досадно будет узнать, что оба вышеупомянутых брендовых названия: «Сибирская Артания» и «Сибирское Лукоморье» были рождены в Томске, но утеряны. Ныне такая же ситуация, благодаря неослабевающему сопротивлению томских историков, назревает с брендом «Грустина».

.           На позднесредневековых картах Западной Сибири, опубликованных в Западной Европе С. Гер­бер­штейном, 1549, А. Ортелием , 1570, Г. Меркатором, 1569, И. Ма­ги­ном, 1600, А. Дженкинсоном , 1556, И. Гон­диу­сом, 1606, Кантелли, 1683, Н. Витсеном, 1687, Г. Сансо­ном, 1688 показаны города Грустина, Серпонов, Коссин, Ляпин, Терем, Тюмень, Камбалык и др. [1]. К тому времени, когда казаки Ермака пришли в Сибирь, большая часть этих городов уже исчезла с лица земли и теперь их локализация представляет собой большую историко-географическую загадку.

Надо заметить, локализация большинства вышеупомянутых городов на западноевропейских картах весьма и весьма неопределенна. Так, город Коссин на карте Г. Меркатора (1569) показан в устье правого притока р. Оби, впадающего под 63 градусом северной широты, что соответствует устью р. Казым (64°). У С. Герберштейна этот город расположен на берегу Северного Ледовитого океана между близко расположенными устьями рек Тахнин и Коссин. В Тахнине, и по географическому расположению, и этимологически, угадывается р. Таз, следовательно, по Герберштейну г. Коссин со своим князем Венцей находился чуть западнее устья Таза.

Город Серпонов Г. Меркатор помещает в верховьях р. Коссина (Казыма) под 59-м градусом. Этот же город Г. Сансон на своей карте разместил в верховьях реки, в которой уверенно распознается р. Кеть.

Особую остроту необходимости разыскания городов Терем, Коссин, Ляпини, Серпонов и Грустина придает их откровенная «славянскость». Серпонов легко этимологизируется как город Сербский новый, а в Коссине нетрудно видеть сходство с Косово. Мы уже не говорим о городе Терем. Неслучайность этих совпадений подчеркивается тем обстоятельством, что рядом с городом Грустина надпись на латыни означает: «В этом холодном городе живут совместно татары и русские».

Из перечисленных городов наше внимание привлекает в первую очередь город Грустина. Прежде всего, потому, что в нём задолго до «Ермака» жили русские. А во-вторых, потому, что географические координаты этого города до градуса совпадают с координатами города Томска (56,5° СШ; 85° ВД). Судите сами, на картах Меркатора и Гондиуса северная широта Грустины равна 56,5°; на карте Меркатора восточная долгота города Грустина составляет 105°, но если мы введём поправку на нулевой меридиан, который Меркатор, вслед за Птолемеем, проводил в 20° западнее Лондона,  то и совпадение долготы становится идеальным - 85° ВД.

Правильность указанной локализации города Грустина косвенно подтверждается совпадением расстояния в днях пути от устья Иртыша до Грустины и до Томска. Австрийский посол хорват С.Герберштейн в «Записках о московских делах» писал: «От устья Иртыша до крепости Грустина (Grustina) два месяца пути» [2]. Герберштейн признавался, что сведения о Грустине достались ему из добытого им «Русского Дорожника». Мы же в дополнениях Тобольской редакции «Книги Большому Чертежу» читаем: «…а от устья Иртыша по Обь реке до Сургута города 4 недели, а от Сургута до Нарым города 3 недели, а от Нарыма до Томского города 10 дней» [3]. Итого 59 дней. Следовательно, город Грустина располагался на реке Оби или ее притоках на расстоянии, равном расстоянию по реке от устья Иртыша до Томска.

. Быть может, именно это обстоятельство заставляло шведского военнопленного капитана Страленберга, сосланного Петром Первым в Сибирь, искать Грустину в окрестностях Томска, а тояновых эуштинцев считать потомками грустинцев. В своей книге о Сибири, изданной в Стокгольме в 1730 г., Страленберг писал: «...остатки сих гауштинских народов обитают в нескольких кибитках возле Томска числом около 200 или 300 человек, как идолопоклонники, употребляют же такие бубны или барабаны, как лопари и остяки, сказывали же мне, аки б они старинные сибирские жители…» [4, С. 45]. Позже позицию Страленберга поддержал А.Х. Лерберг: «Мнение наше, что сии Еуштинцы или Гаустинцы суть Грустинцы, подтверждается тем, что мы здесь находимся в такой области, которая некогда не токмо в Сибири, но и у южных азиатцев была в великой славе по хорошему состоянию жителей оныя» [5, С. 109].

Из современных историков лишь недавно ушедший Л.Р. Кызласов уделял пристальное внимание городу Грустина, считая его крупнейшим сибирским городом, центром торговли, куда привозились товары с юга и севера, востока и запада [6]. Именно к городу Грустина Кызласов относил известный пассаж из выдающегося памятника, восходящего к XIV веку, «О человецех незнаемых на Восточной стране и языцех розных», названного Д.Н. Анучиным «чем-то вроде краткого путеводителя» [7. C. 234-235]: «Вверх тоя ж рекы великия Оби есть люди ходят по под землею иною рекою день да нощь, с огни. И выходят на озеро. И над тем озером свет пречюден. И град велик, а посаду нет у него. И кто поедет к граду тому и тогда слышети шюм велик в граде том, как и в прочих градех. И как приидут в него и людей в нем нет и шюму не слышити никоторого. Ни иного чего животна. Но в всякых дворех ясти и пити всего много и товару всякого. Кому что надобе. И он положив цену противу того, да возмет что кому надобет и прочь отходят. И кто что бес цены возмет, и прочь отидет, и товар у него погыбнет и обрящется пакы в своем месте. И как проч отходят от града того и шюм пакы слышети как и в прочих градах…».

Русские казаки, поставившие в 1604 г. Томскую крепость, никакого города здесь не обнаружили, однако письменный голова Гаврила Писемский и сын боярский Василий Тырков должны были отметить крайнюю нарушенность естественности ландшафта. Академик Петр Симон Паллас, известный «неслыханной» наблюдательностью, посетив в 1760 году Томск, отметил неестественность томского ландшафта – бесконечные «бугры и ямы».

За четыре века существования Томска признаки былого проживания людей здесь отмечались неоднократно. Это, во-первых, «облагороженная» растительность – березы, бузина, боярышник, конопля, крапива [8, 9]. Во-вторых, археологические памятники палеолита, неолита, бронзы, железа, раннего, развитого и позднего средневековья – все это на территории Томска. Но наиболее значимые доказательства существования древнего города на месте Томска остались нераспознанными, были приняты за проявления старого Томска. Речь идет о древних дотомских кладбищах и о катакомбном городе под Томском.

Бурный рост города Томска в конце XIX в., прокладка разных коммуникаций, рытье траншей под канализацию привели к обнаружению огромного количества захоронений людей (более полутысячи). На одной только Воскресенской горе, где казаками была поставлена Томская крепость, и откуда начинался город Томск, было обнаружено три с половиной сотни гробов-колод. Без долгих размышлений, захоронения были «приписаны» первотомичам, если неподалеку располагалась какая-либо церковь, либо местным татарам-эуштинцам, если церквей поблизости не просматривалось.

Прозектор Императорского Томского университета Сергей Михайлович Чугунов, в антропологических целях изучавший обнаруженный костный материал, не переставал удивляться своеобразию погребального обряда так называемых «первотомичей». Во-первых, у подавляющего большинства покойников, сколь ни искал Чугунов в гробах-колодах, не обнаруживалось крестиков. А те, что были все-таки найдены, находились за пределами крепости. Во-вторых, в колодах, наряду со скелетами покойников, обнаруживались кости домашних и диких животных: коров, лошадей, лосей и оленей. В-третьих, колоды, чаще всего, были обернуты в бересту. В-четвертых, значительная часть покойников захоранивалась с головами, повернутыми направо, то есть лежащими по-сарматски на правом виске. В-пятых, местами гробы-колоды располагались штабелями до семи штук один на одном. В-шестых, в некоторых гробах покойники были обожжены. В-седьмых, некоторые колоды находились в небольших кирпичных склепах с размером кирпича 27,5 см на 14,5 см на 7 см. В-восьмых, в одном гробу-колоде покойные лежали валетом. И, наконец, несколько десятков покойников, захороненных без гробов-колод в глубоких могилах с подбоем с головами, также повёрнутыми направо. В одном гробу двое покойников лежали валетом [10]. Нетрудно видеть, что погребальный обряд обнаруженных в Томске захоронений не соответствует православному и, следовательно, принадлежит людям, проживавшим здесь до становления Томска. Как было показано выше, этими людьми были, скорее всего, грустинцы, то есть татары и русские.

В XX и XXI столетиях гробы-колоды в Томске обнаруживаются всё чаще и чаще, но с завидным упорством никак не изучаются. Даже обнаружение нескольких жировосковых мумий неплохой сохранности, как ни странно, не сдвигает дело в сторону проведения современных генетических исследований.

Наличие обширных подземных ходов под городом Томском никем не оспаривается. Упорно не принимается лишь одна версия, что эти катакомбы древнее Томска  и принадлежат какому-то дотомскому объекту, возможно, Грустине. Скептиков не убеждает даже «Пещера воина». В 1908 году «Петербургский листок» в № 277 сообщал: «В Томске в крутом берегу реки Томи найдена пещера, в которой обнаружен прекрасно сохранившийся костяк монгола, одетого в деревянные боевые доспехи и в низкий шлем из лошадиной кожи. Около скелета лежат короткое копьё, лук и топор. В углу пещеры найден глиняный сосуд с остатками углей и мелких костей. Предполагается, что найденный монгольский воин жил в XIV столетии, судя по его доспехам. Находка передана Томскому университету с очень богатым музеем по этнографии и истории Западной Сибири».

Даже если поверить (а в это верится с большим трудом), что воин был действительно монгольским (скорее, он был гунном), то эта пещера всё-едино почти на два столетия старше Томска. Как, видимо, и другие катакомбы.

У томичей есть пока ещё шанс раскопать город Грустину, найти жировосковые мумии и на современном научном уровне определить  этничность жителей Грустины, есть шанс открыть древнейший катакомбный город под Томском. Эти результаты могли бы стать фактологической основой грандиозного бренда «Грустина».

 

 

Литература